Наша сила — в нашем домашнем прозвище. и только в нем

Posted on by riasevastopol

Да, у меня имеется крайне важное письмо, которое хранится в моем столе. Я всегда натыкаюсь на него, кручу его в руках и кладу назад. Оно такое серьёзное для меня, что неизменно думается горячим. Оно постоянно греет мои руки. И мое сердце. Я кручу его в руках. Неизменно плачу над ним и кладу назад.

Оно, как напоминание мне о том, что я жива. Оно постоянно учит меня не откладывать ответственные вещи на позже. Оно постоянно говорит мне: сообщи ему, что ты его обожаешь, не скрывай этого, сообщи на данный момент, он этого не осознаёт, а вдруг и осознаёт, ему приятно будет это услышать от тебя. И я говорю. С этим письмом в руках мне легче признаваться в собственных эмоциях.

Оно постоянно даёт мне силу.

Это письмо я написала собственному деду. Я не послала его. Было уже поздно. Мой дед погиб, так и не дождавшись от меня очередных поздравлений и таких серьёзных, даже в том случае, если мы повторяем их опять и опять, все равно таких ответственных слов любви. Я не послала его. Опоздала донести до почтового коробки.

И сейчас оно неизменно со мной. Это мое наказание и моя сила. В один момент. Так происходит, да.
Я не послала его. Опоздала донести до почтового коробки. И сейчас оно неизменно со мной. Это мое наказание и моя сила.

В один момент. Так происходит, да.

Как давно ты сказала своим родителям те самые, ответственные, слова?

Как давно ты сказала своим родителям, что обожаешь их?Наша сила — в нашем домашнем прозвище. и только в нем Как давно ты звонила им просто так? Не по причине того, что тебе необходимо выяснить, как солить огурцы, жарить оладушки либо попросить денег до зарплаты.

А по причине того, что желала, дабы они знали, что ты у них имеется. Что ты думаешь о них и признательна им. В далеком прошлом? И я в далеком прошлом.

И к стыду собственному, делаю это нечасто.

Вот я морализаторствую на данный момент легко, по причине того, что ощущаю силу. По причине того, что знаю, что на данный момент имею на это право. По причине того, что на груди мой незримо лежит то нераспечатанное письмо.

По причине того, что, хоть и написано оно было весьма в далеком прошлом, но я не забываю каждую строке в нем. По причине того, что я не желаю, дабы ты повторила мою неточность. По причине того, что я желаю, дабы ты знала, что жизнь быстротечна. Весьма быстротечна. Иногда мы кроме того посмотреть назад не успеем, как самых серьёзных людей рядом с нами уже нет.

Ты же будешь об этом не забывать, правда?
Я желаю, дабы ты знала, что жизнь быстротечна. Иногда мы кроме того посмотреть назад не успеем, как самых серьёзных людей рядом с нами уже нет. Ты же будешь об этом не забывать, правда?
Пожалуйста, пока у тебя еще глаза на мокром месте, перезвони своим родителям. Ты же это сделаешь, правда? Сделай это хотя бы для меня.

— Пап, а ты знаешь, мне внезапно стало так хорошо-хорошо, — потягиваюсь я с наслаждением, выуживая из чашки с мятным чаем свежую мяту.
— От чего это, весьма интересно?
— По причине того, что лето, прохладно вот так сидеть под яблоней, по причине того, что вы с мамой рядом. И по причине того, что я внезапно поняла: что я в 3 года была твоим Нульчиком либо Нусей. В шесть лет была твоей Нусей либо Нульчиком.

И по окончании тридцати остаюсь твоим Нульчиком и Нусей. Пап, ну как же это здорово! Пап, благодарю тебя за это долгое-долгое детство.
— Хм, — лишь и сообщил мне в ответ отец, широко-широко улыбнувшись.

В этом и имеется отечественная сила. В отечественной семье, в кругу самых родных людей. С которыми мы неизменно такие, какие конкретно мы имеется по-настоящему.

Без макияжа и масок.
В этот самый момент, на летней даче, с ногами в соседнем кресле, с ягодным пирогом в одной руке и тёплой кружкой с мятным чаем в второй, я внезапно осознала, что в этом и имеется отечественная сила. Отечественная сила — в отечественной семье. И в отечественных милых домашних детских прозвищах. В юные годы они смогут тебя злить. Ты можешь стесняться их. И просить: «Прошу вас, не именуй меня так, я тебя прошу. Именуй меня Аней, я же уже взрослая».

В пубертатном периоде ты можешь закусывать губу, обижаться, закрываться в помещении и не говорить с ними днями. Но все равно ты и в тот момент остаешься Нульчиком. Либо кем ты в том месте остаешься. Все равно они обожают, принимают и следят за тобой. Все равно ты их ребенок.

И неизменно им остаешься. И в этом отечественная сила.

Как бы я желала взять такое письмо от нее

Осознаёшь, в этом и имеется отечественная сила. В отечественной семье, в кругу самых родных людей. С которыми мы неизменно такие, какие конкретно мы имеется по-настоящему. Всамделишные мы.

Не придуманные. Без макияжа и масок. Лишь они, отечественные родители, смогут обожать и терпеть нас такими. Не придуманными. Настоящими. А ведь это дорогого стоит. Это так как самое бесценное, что имеется в нашей жизни. И весьма жаль, что мы проходим мимо этого, пинаем ногами, топчемся.

А позже так как все равно начинаем это осознавать. Когда-нибудь. Мы все к этому приходим. Легко кто-то раньше, кто-то — позднее.

Но мы все к этому приходим. Все когда-нибудь понимаем, что Нульчик — это бесценно. Это от души. Это настоящее имя отечественного настоящего я.
Мы все когда-нибудь понимаем, что Нульчик — это бесценно. Это настоящее имя отечественного настоящего я.
— Ты чего такая грустная? — задаю вопросы я собственную подругу.
— Да, так, ничего, — отвечает она невпопад.
Но мы-то с ней замечательно знаем, что друг от друга ничего не скроем. Мы-то знаем, что приятель для приятеля самые следователи и придирчивые детективы.
— Выкладывай, — приказываю ей без экивоков.
— Этим утром прочла, как одна дама написала собственной дочери письмо, пока та была маленькой. И запрятала его где-то в чулане либо на чердаке. Воображаешь… Я бы желала отыскать такое же…

Воображаю… Желала сообщить я, но вместо этого только без звучно положила руку на ладонь своейподруги. И сидели мы какое-то время без звучно. Как звенящий нерв. Как одно неразделимое целое. Как сообщающиеся сосуды. Лишь один сосуд заполнен — его мама сейчас звонила и давала указания на сутки.

А второй сосуд — безлюден. Его мамы уже давно нет в живых.

Мама моей подруги погибла. «Как бы я желала, дабы она покинула такое же письмо для меня, — говорит моя подруга. — Я бы отыскала его обязательно. Я бы перерыла целый дом. Я бы вылезла на крышу и спустилась бы в погреб. Я бы отыскала его. Я бы разобрала неразборчивый почерк.

Я бы просматривала его взахлеб, осознаёшь. Как самое ответственное в жизни просматривала бы», — согласится мне моя подруга, вытирая слезы. Но я-то знаю, что она на данный момент имеет в виду и второе: я бы поведала ей все на свете, я бы не давала ей дремать, целовала бы ее руки и шептала бы на ухо самые серьёзные слова.

Вот что она на данный момент имеет в виду. Я бы наконец-то согласилась бы ей: мамочка, ты самый близкий мой человек, прошу вас, будь неизменно.
Я бы наконец-то согласилась бы ей: мамочка, ты самый близкий мой человек, прошу вас, будь неизменно.

…В действительности я не знаю, что еще сообщить. Мне думается, все слова на данный момент излишни. Ты телефон. Выдохни. И позвони. Легко позвони и сообщи какие-то простые, но серьёзные слова. По причине того, что они так как ожидают. Неизменно ожидают.

И по причине того, что они же не окончательно. Не вечные они. И по причине того, что в них — отечественная сила.

Питайся ею, пока имеется возможность. Питайся неизменно и взахлеб.

Случайные статьи:

\


Подборка похожих статей:

riasevastopol

More Posts